Немаловажный вклад в
формирование новых критериев
ландшафтного устройства
принадлежит японскому садовому
искусству. Присущие ему символизм,
акцентирующий философское и
поэтическое осмысление мира,
продуманная эстетика, четкая логика
пространственно-композиционных
решений, внимательное и
уважительное отношение к природным
материалам открывают мастерам
ландшафта из разных стран новые
грани видения места и значения
Природы в жизни людей, дают толчок
самым разнообразным творческим
идеям. Вместе с тем для западного
менталитета многое в японских садах
до сих пор остается трудно
познаваемым. Простого владения
информацией, как правило, достаточно
лишь для внешнего контакта,
поскольку более глубинное
постижение требует особой культуры
созерцательного восприятия.
Японский сад не поддается быстрому и
легкому пониманию. Нечто большее,
чем причудливое сочетание камней и
кустарников, он, восхищая разум и
трогая душу, представляет
величественную загадку. Мы
всматриваемся в него с неотступным
ощущением, что могли бы больше
видеть и понимать; причем это
относится не только к старым садовым
формам, но и к современным. Сами
японские мастера легко и органично
вошли в интернациональную сферу
садового дизайна. Присущие японцам
открытость самым различным влияниям
и умение творчески адаптировать их в
национальные традиции позволили
ландшафтным архитекторам и
дизайнерам активно выступить с
остро современными, оригинальными
проектами. Седо Судзуки - один из
наиболее известных сегодня в Японии
садовых дизайнеров. В его творческом
активе самые разные работы -
оформление общественных центров,
предприятий, жилых комплексов,
загородных клубов и вилл, парков и
площадей. Он любит использовать
модернистские материалы, такие как
нержавеющая сталь и светящееся
оптическое волокно, гравий разного
размера; сочетать шлифованные и
необработанные граниты. Седо
Судзуки хорошо чувствует дух
времени и эстетические запросы
общества, может быть, поэтому он
особенно популярен в США. "Не
вызывает удивления то, что
современное искусство связано с
естественными науками. Я
сознательно использовал эту связь в
моей концепции ландшафтного
дизайна. Я полагаю, что очень
правильно заимствовать формы,
основанные на фундаментальных
принципах физического мира, включая
макро- и микропланы. Я высоко ценю
эту точку зрения. Горизонтальная и
вертикальная линии,
перпендикулярные поверхности,
наклонные плоскости, круги,
квадраты, треугольники, параболы,
дуги и резкие изломы
предпочтительнее свободных,
выполненных от руки линейных форм,
характерных для XVIII-XIX вв."2. Несмотря
на авангардность позиции с явным
оттенком западной ориентации,
архитектор не отрывает ее от
прошлого, настоящего и будущего
своей страны и ее природной среды.
Его концепция отражена в любопытных
проектах, продуманно и артистично
выражающих самыми простыми формами
весьма непростые понятия. Имея
вполне определенную художественную
позицию, Седо Судзуки сохраняет
гибкость в ее практическом
применении, что позволяет ему
безупречно точно расставлять нужные
акценты в каждом отдельном случае.
Он может сфокусироваться на
западной образной структуре, но
всегда облекает ее индивидуальную
неповторимость духовной
содержательностью. В одном из таких
садов архитектор создал нечто вроде
ступенчатой террасы из плоских
обработанных камней, расположив их в
абстрактной геометрической
композиции на зеленом газоне.
Посередине угловатым зигзагом
устроен мелкий ручей с дном,
выложенным плитами. В этот плоский
геометризм вписаны
полуобработанные и необработанные
средние и большие камни. Деревья и
кусты, стоящие в некотором
отдалении, выступают в качестве
обрамления этой схематичной
фантазии, которая на фоне газона
представляется некой формулой,
выкристаллизовавшейся из природных
недр. Этот сад, несмотря на кажущуюся
простоту, обладает емкой
образно-символической
содержательностью и декоративным
разнообразием, которое создают
цветовые оттенки камней, игра
светотеней, а также продуманная
система освещения, создающая в
вечернее время новые эффекты и
ощущения. Сам мастер по поводу этого
частного сада, созданного в 1981 году,
выразился крайне скромно:
"Проектируя сад, я всегда исхожу из
приоритета полезности, но из этого
не следует, что нет других задач.
Естественно, я принимаю во внимание
и эстетические ценности. Владелец
получает удовольствие, развлекая
гостей в саду точно так же, как и в
гостиной".3 Данное произведение
существует как бы само по себе, вне
времени и каких-либо связей, и в то же
время в этой свободной фантазии
современного дизайнера ощущается
логическое мышление тонкого
стилизатора. Даже придерживаясь
традиционного пути и используя
характерные для него материалы -
камни, воду, гравий и мох, Седо
Судзуки обязательно привносит свою
неповторимую авторскую нюансировку.
Примером может послужить сад Хасуда
в Киото, где мастер виртуозно
обыграл ритмику подчеркнуто
динамичных очертаний камней и
тонкую игру света и тени. То, что он
достойный наследник великих
мастеров прошлого, оставивших
блистательные в своей непостижимой
лаконичности сухие сады в
дзэн-буддийских монастырях Киото,
подтверждает великолепная
композиция, созданная Судзуки в 1995
году для Международного садового
фестиваля во Франции. Эта работа
сразу захватывает удивительным,
необычным образом. Небольшая
площадка округлой формы засыпана
крупным гравием, посередине тремя
группами размещены семь больших
камней. Один камень в средней группе
полностью огранен в форме
параллелепипеда, у остальных -
ровные срезы сочетаются с
необработанной поверхностью, что
делает их похожими на толстые ломти.
Композиция называется "Архипелаг" и
выражает определенную тему -
"Перелом образного воображения".
Художник архилаконично сумел
представить очень емкими символами
глобальную общечеловеческую
проблему развития культуры,
сохранения старого наследия. Как
любое образно богатое произведение,
композиция дает возможность
вариативности интерпретаций. Само
название "Архипелаг", каменные блоки,
расположенные в пространстве,
засыпанном гравием, сразу вызывают
ассоциацию с Японией, тем более что
композиция определенно напоминает
знаменитый сад камней в монастыре
Реандзи в Киото. На самом деле,
сходство поверхностное, поскольку
перед Седо Судзуки стояла совсем
другая задача, нежели у дзэнских
мастеров. "Архипелаг" - внешне
спокойно-уравновешенное
произведение, в то же время оно
обладает внутренним драматизмом,
выражающим образ некоего
катаклизма. Цилиндрические столбики
разной высоты, врытые по обеим
сторонам центральной композиции,
рукотворной обработанностью
невольно напоминают символические
остатки неких сооружений. Зрительно
они перекликаются, несмотря на
разность масштабов, с круглыми
столбами, поддерживающими древние
синтоистские святилища в Исэ, Идзумо
или сокровищницу Сесоин в Нара. В
этом можно усмотреть метафору
утраты связи с древним прошлым. Но
благодаря свободному абстрактному
решению общего замысла нет
устойчивой навязчивости трактовок,
и привязка к Японии тут же может
смениться иными размышлениями.
Важно и показательно, что
композиция, помимо чрезвычайно
эффектного и выразительного
внешнего плана, обладает
значительной внутренней
содержательностью отнюдь не
пессимистического толка. Автор, как
живописец, изобразил на "полотне"
гравия отвлеченную "картину",
отражающую не Вечность, а
определенное состояние в
определенный момент, поместив ее в
"раму" из узкой полоски газона с
невысокими кустарниками, за
которыми возвышается декоративная
ограда из светлых бамбуковых
стволов. Эта "картина" воплощена в
тонко выверенных гармонических
соотношениях пространственных
ритмов, светотеней, цветовой
нюансировки, фактур. Естественная
красота материалов тоже вносит
жизнеутверждающий аспект.
Утонченный эстетизм композиции
значительно снижает программную
напряженность и смещает акцент в
сторону спокойного размышления.
Художник выражает то, что его
волнует и беспокоит, о чем хочет
сказать обществу, используя те же
средства, что и дзэнские мастера, -
камни, гравий, бамбук, неброские
зеленые насаждения, но акцентируя в
них совсем иные качества.
"Непричесанный" гравий,
искусственные формы, шлифованные
поверхности несут печать нового
художественного мышления. Дзэнские
сады создавались для выражения
религиозно-философских
представлений; в частности, "сухие"
сады были связаны с концепцией
Пустоты как понятия Истинной
Реальности. Дзэнское выражение
"Приделывать ноги змее" означает
ненужность лишних слов и пояснений,
поскольку ценен только тот опыт,
который человек приобретает
самостоятельной внутренней работой.
Садовое "действо" Седо Судзуки
другой природы. Используя культуру
образной символики и
предметно-пространственного
мышления, характерную для
национального садового искусства,
дизайнер представил великолепный
сплав традиционного и
остросовременного начала в сугубо
индивидуальной авторской трактовке.
Интересно, что фактор
индивидуального вклада был
свойственен и традиционному
садовому устройству. В "Книге
садоводства" (Сакутэйки), написанной
в XI веке и оказавшей большое влияние
на садовое дело в последующее время,
отмечено, что вместе с изучением
природы и работ предшественников
мастера садов должны выражать и
собственные взгляды и вкусы, и нет
строго заданных образцов или
каких-либо ограничений для
творческого самовыражения.4 Сад
камней в Реандзи воплощает
квинтэссенцию духа дзэн в садовой
форме. Несмотря на предельный
лаконизм, его безупречная эстетика
стала постоянным источником
творческого вдохновения садовых
мастеров. Свидетельством этому
может служить еще одна современная
вариация - сад храма Тофукудзи под
названием "Регинтэй" (Сад Песни
Дракона) в Киото, созданный в 1955 году
дизайнером Мирэй Сигэмори (1896-1975).
Экспрессия этого сада поначалу даже
несколько обескураживает. Исходные
данные абсолютно схожи с Реандзи -
прямоугольная площадка, засыпанная
гравием, и произвольно
расставленные камни, но Регинтэй
отличается сублимированным
энергетическим напряжением.
Сигэмори буквально разрисовал
площадку абстрактными
перетекающими конфигурациями,
выполнив их из гравия черного,
белого цветов и нескольких оттенков
серого. Этот оригинальный прием
по-своему напоминает об оттенках
живописи монохромной тушью, которая
занимает важное место в духовной и
художественной практике дзэн. Чтобы
колористический эффект сохранился
неизменным, автор применил
новшество в виде полукруглых
каменных валиков, разделяющих
цветовые зоны. Динамичны и камни
разных размеров - горизонтальные, в
виде острых пиков, и вытянутые
вертикали, создающие вместе с
активной монохромной графикой
плоскости ощущение интенсивного
движения, словно застывшего на
какой-то миг. Даже не пытаясь
проникнуть в глубину созданного
Мирэй Сигэмори произведения, можно
почувствовать мощь образа,
обозначенного как Песня Дракона. Еще
одним необычным элементом является
дощатая стена, ограждающая сад с
правой стороны. Ровные, плотно
пригнанные доски образуют
протяженную полосу
мягко-коричневого цвета с
тональными переливами, созданными
погодой и временем. На этот фон под
разными углами наложены фрагменты
очень крупных концентрических
квадратов, точнее квадратных
спиралей, выполненные из тех же
досок, что и сама стена. Стефэн
Эддисс, специалист по японскому
искусству из США, считает, что эти
"танцующие" квадраты увлекают взгляд
зрителя вверх и дальше - за пределы
сада. "По сравнению с Реандзи,
эстетика которого, основанная на
спокойствии и строгости,
способствует погружению в состояние
внутреннего созерцания, Регинтэй
словно заставляет нас встать,
оглядеться и почувствовать силу
окружающего мира. Возможно,
контрасты двух "сухих" садов
отражают два аспекта дзэнского
сознания - спокойный и динамичный".
Такая точка зрения вполне вероятна,
но представляется и несколько иное
видение. Дзэн как система,
разработанная для познания Истинной
Реальности, не работает с окружающим
миром как таковым, а переводит все с
плоскости внешнего плана на
внутренний, где и происходит процесс
роста сознания. Песня дракона,
фантастического существа,
символизирующего в дзэн вечную
энергию жизни, "озвученная" в столь
активной форме, более адекватно
соответствует мироощущению и темпам
жизни современных людей, но Регинтэй
при всем его "бурлящем" характере
остается замкнутой каноничной
структурой. Дощатое ограждение
примыкает к обычной для
монастырских комплексов
глинобитной стене и выглядит
довольно инородно. Выделение из
общего ансамбля придает ей особое
значение, и мнение об отвлечении
зрительского взгляда вовсе не
кажется убедительным. Здесь,
безусловно, есть выход за пределы, но
весьма естественный и не снизу
вверх, а наоборот, поскольку прямо
над оградой нависают густые кроны
кленов и возникает органичное
соединение живых деревьев и дерева
как материала. Эта часть композиции
выступает своего рода прелюдией, в
которой жизнь, во всей ее полноте и
красоте, как бы переходит в
плоскость образной символики.
Полоса ограды выглядит как узкий
экран, через который протекает некий
поток с плавающими в нем гигантскими
квадратами. Возникает целый ряд
предположений и ассоциаций
относительно стены и квадратов, что
по-своему свидетельствует о
значении примененного художником
приема. Трудно удержаться от того,
чтобы не сопоставить квадраты на
ограде со схожими знаками на
костюмах актеров театра Кабуки.
Концентрические квадраты были
монами (вариант герба) актерской
династии Итикава, члены которой
прославились исполнением ролей
героического плана. Наиболее
характерным персонажем этих образов
стал Сибараку, в костюме которого
мон Итикава приобрел типовую
устойчивость. Таким образом,
перекличка садового мотива с
Сибараку, в котором воплотились
возвышенная героика,
величественность, сила духа и тела,
привносит эту характеристику в
символическую образность Песни
Дракона. Хотя Регинтэй созда+н в
середине XX века, яркое своеобразие
его оригинального решения с
необычным декоративным эффектом
позволяет ему сохранять
художественную актуальность и в
конце столетия. Его можно
рассматривать как пограничное
явление в сфере "сухих" садов, среди
которых, с одной стороны, творческие
произведения, созданные в духе
традиций, а с другой - масса
подражаний разного уровня, имеющих
чисто декоративное назначение.
Между ними находятся образцы,
создатели которых не ограничивают
себя исключительно традиционными
методами, а в значительной степени
привносят дух новаторства. К ним
принадлежит и Мирэй Сигэмори.
Показательно, что по образованию он
художник, в юности очень
увлекавшийся такими западными
течениями, как абстракционизм и
беспредметное искусство. Это
отразилось в дальнейшем на его
садовых работах, преломившись через
национальную традицию. В японской
художественной культуре, в которой
всегда определяющее значение имели
символика, подтекст,
недосказанность и лаконичность,
существовали свои варианты,
подобные западным модернистским
направлениям. Классический пример
садового абстракционизма - каменный
сад Реандзи. Сигэмори, прежде чем
стать садовым дизайнером,
старательно изучил историю садового
дела, провел обмеры и сделал планы
более 500 садов. В 1939 году он издал
результаты своих исследований в
виде 26-томного труда. Внимательное
рассмотрение истории садов
позволило ему понять, почему к
середине ХVIII века, когда появились
профессиональные садовые мастера,
это искусство утратило жизненность.
Сигэмори пришел к осознанию, что
истинный путь настоящего творчества
- не слепое повторение того, что уже
было сделано прежде, а создание
собственного видения. Сейчас это
звучит почти банально, но Сигэмори
вначале очень опасался, что ему не
удастся придать каждому проекту
индивидуальную выразительность. К
собственному удивлению, у него это
получалось раз за разом. Феномен
Мирэй Сигэмори объясняется удачным
сплавом личностного таланта с
неоценимым опытом, обретенным в
результате проведенной
колоссальной работы по изучению
теории и практики садового дела.
Примечательно, что не будучи
последователем дзэн-буддизма, он
довольно много сотрудничал с
дзэнскими монастырями. Только в
Тофукудзи он создал несколько садов,
начав работать в конце 30-х гг. Яркая
личность Мирэй Сигэмори, его
неустанное стремление к выражению
духовности и гармонии, воплощаемое в
неординарных проектах, импонировало
монахам, поскольку в дзэн всегда
ценилась подлинно творческая
деятельность, выражение внутренне
осознанного художественного
видения. Именно поэтому его
творчество продолжает оставаться
актуальным и в конце века, оказывая
влияние на современное развитие
садового дизайна. В последние 20-30 лет
в Японии большое внимание уделяется
рекреационным зонам, особенно в
городской среде. При этом
максимально учитываются местные
условия и особенности. В Токио,
неподалеку от крупного торгового и
транспортного узла Синдэю-ку,
находится небольшая станция
Умэгаока, что переводится как
"Сливовый холм". Там, действительно, в
трех минутах ходьбы от станции
находится невысокий холм со
сливовым садом. Название
сохранилось от старых времен, но
ныне существующий сад появился в
начале 60-х. Он возник по инициативе
местных муниципальных властей,
которые в рамках общегородской
программы создания зеленых площадей
решили восстановить существовавший
когда-то сливовый сад. Несмотря на
то, что Умэгаока засажен только
сливами, в нем нет даже намека на
какое-либо однообразие. Это особенно
хорошо видно в пору цветения.
Вариации сортов сливовых деревьев,
нежная колористическая гамма
белоснежных, розовых, алых цветов и
бутонов, живописный рельеф
холмистой поверхности создают
выразительную парковую композицию с
чудесной атмосферой праздника
природы. Нечто подобное находится на
восточной окраине Токио. В широкой
пойме реки Накагава, которую нельзя
использовать для каких-либо
практических целей, районные власти
несколько лет тому назад создали сад
ирисов. Ирисы цветут совсем недолго,
в Токио - с конца мая до середины
июня, но так чудесно, что давно уже
стали одним из традиционных
ритуалов любования природными
явлениями. Японцы - народ очень
любознательный и ответственный,
благодаря этому в каждом месте, где
проводятся цветочные мацури
(праздники), около растений
обязательно выставляются таблички с
их названиями. Зрелище большой
поляны разноцветных ирисов посреди
плоской низины, действительно,
вызывает прилив ярких праздничных
эмоций. Этот мацури проходит тихо,
созерцательно, наполняя души людей
благодарным умиротворением и
гармонией. В этом саду нет особых
дизайнерских ухищрений, но создание
его потребовало больших усилий и
немалых затрат, потому что нужно
было подготовить соответствующую
почву и провести гидромелиоративные
работы, так как ирисы растут почти в
воде, а также подобрать разные сорта
растений. Показательно, что власти
пошли на такие расходы всего лишь
для того, чтобы доставить радость
людям в течение совсем короткого
срока. В то время, как сливовый сад
продолжает функционировать как
сквер и в другие сезоны, сад ирисов
после цветения абсолютно теряет
всякое значение. Это замечательный
пример того, что практические
соображения не всегда выступают
основным приоритетом в том, что
касается духовной сферы. Сад ирисов,
несмотря на всю краткость своего
существования, является очень
важным и нужным элементом
современной жизни японского
общества. Совсем другими, но тоже
очень показательными, являются сады
небольшого города Макухари, который
расположен на полпути между Токио и
городом Тиба - центром соседней
префектуры. Это совсем новый проект,
размещенный на насыпных землях в
районе Токийского залива. Город
задумывался как новый деловой и
финансовый центр, куда должны были
переехать из Токио крупные
корпорации, фирмы и банки. Его так и
называют "город будущего", потому что
проектирование основывалось на
принципах создания гармоничной
среды обитания человека как в
деловой, так и в остальных частях
города. Одним из зеленых уголков в
Макухари является традиционный сад
Михама-эн, созданный в середине 90-х
гг. Это типичный прогулочный сад с
традиционной планировкой вокруг
центрального пруда. Основное и самое
важное его назначение - быть местом
отдыха для горожан, чему он идеально
соответствует. Но при этом в него
заложена идея о значении
традиционных ценностей
национальной культуры в современном
мире. Название "Михама-эн" (Сад
прибрежного любования) является
символическим ключом к общему
замыслу проекта. Оно заимствовано из
"Сарасина - никки", лирического
дневника дочери чиновника Сугавара
Такасуэ, написанного прозой и
стихами в эпоху Хэйан (IX-XII вв.).
Возвращаясь в столицу после
окончания службы отца в провинции,
семья остановилась на ночлег в
Курото-но хама (Песчаный берег в
Курото), на территории нынешней
префектуры Тиба. Расположение сада
на побережье в префектуре Тиба дало
повод назвать его Михама и наделить
тем самым поэтическим ароматом
далекой старины. Минуя входные
ворота, человек сразу вовлекается в
гармонию природных форм и образов. В
буклете сада сказано, что в нем
представлены горы, реки, моря и леса,
поэтому во время прогулки можно
получать удовольствие от красоты
сменяющихся природных сцен. Сад,
действительно, великолепно продуман
и создает очень приятное,
умиротворяющее настроение. На
берегу центрального пруда построен
большой чайный павильон в
традиционном стиле, с несколькими
помещениями, позволяющими проводить
разные варианты чайной церемонии, а
также просто отдохнуть и выпить чаю
без всяких условностей. Здесь же
проводятся встречи любителей
поэзии. Сад расположен рядом с
автомагистралью, но широкая полоса
деревьев закрывает и заглушает ее.
Дизайнеры приложили максимум
усилий, чтобы городские высотные
здания как можно меньше вторгались в
атмосферу сада. Михама-эн
представляет сложный, чрезвычайно
трудоемкий проект, в котором
мастерство авторов растворилось в
традиционной структуре. Но за этим
стоит высокий профессионализм,
позволяющий максимально эффективно
использовать довольно небольшое
пространство - 1,6 га. Сад состоит из
классических типовых элементов
(мостиков, горок, беседок, бамбуковых
оград, ручьев, водопадов и т.д.), но
выстроенная из них композиция
обладает индивидуальной
неповторимостью. Стремление к
максимальной выразительности и
поэтической одухотворенности -
характерная особенность японского
садового искусства. Создатели
Михама-эн идеально решили
поставленную задачу - создание зоны
отдыха в традиционной
художественной форме, учитывая ее
местоположение и значение для
современного общества, живущего в
урбанистическом окружении. Они
постарались создать такой сад,
чтобы, прогуливаясь по дорожкам или
присаживаясь на скамейки,
посетители полностью погружались в
его атмосферу и почти не замечали
высотных зданий. Но, поднимаясь на
горки, человек сразу оказывается
лицом к лицу с ними. Интересно, что
при этом не возникает никакой
дисгармонии, - все здания в Макухари,
несмотря на простые геометрические
объемы, отличаются неброской
выразительностью и пластичностью и
потому органично вступают в диалог с
садом в качестве фона точно так же,
как в средневековых садах
учитывался далекий природный пейзаж
(метод сяккэй). Эту связь по-своему
усиливает шпиль здания в виде
круглой башни, повторяющий мотив
навершия буддийской пагоды. Другой
же сад, расположенный поблизости,
представляет разительный контраст
традиционной гармонии Михама-эн. Это
парк с декоративными фигурами из
растений. На первый взгляд, создание
скульптурных мотивов на каркасной
основе связано с европейскими
садовыми забавами. Это,
действительно, так, и в то же время
японцы как всегда замечательно
использовали заимствование для
создания свежего, оригинального
решения. В игровой форме представлен
участок моря, где "плавают" большие и
малые рыбы, осьминог, кит, пускающий
фонтан, а по дну ползет краб... Данная
парковая композиция (даже еще не
совсем в завершенной стадии)
великолепно вписалась в
ультрасовременный облик города и
сохранила черты национального
мироощущения, что сказалось в
пространственно-ритмическом
решении, во внимании к деталям и в
серьезном отношении, казалось бы, к
малосерьезным вещам. Не менее
своеобразно выглядит еще одна
зеленая зона в Макухари. Это не сад и
не парк, но яркий пример
ландшафтного дизайна. Между сквером,
тянущимся до станции железной
дороги, и жилыми домами оставлено
большое пустое пространство. На
склоне невысокого насыпного холма
создан гигантский циферблат с
большими стрелками. Часовые цифры
обозначены четырьмя валунами и
разноцветными сегментами цветочных
посадок. Очень эффектный и
неожиданный образ дополняет
расположенная чуть в стороне
смешная беседка в виде веселенькой
шляпки с полями, на четырех столбах.
Эти два элемента прекрасно
организуют заросший травой пустырь
и вносят оригинальный нюанс в общую
атмосферу необычного города. В самом
Токио тоже можно встретить немало
интересного и любопытного. Так,
например, один из выходов с
подземного уровня
транспортно-торгового узла
Икэбукоро представляет современно
оформленную пространственную зону,
включающую эскалаторы, переходы и
элементы дизайнерского оформления,
одним из которых является
своеобразный фонтан. Эта композиция
состоит из бассейна асимметричной
формы с геометрическими фигурами,
обложенного цветными керамическими
плитками и дополненного горшечными
растениями и подсветкой. Называется
эта композиция Сад призмы, о чем
сообщает табличка на английском
языке (Prism Garden). И снова здесь налицо
смешение западного и национального,
умение претворять идеи
художественного оформления в
лаконичных и недорогих проектах,
обладающих индивидуальной
неповторимостью. В заключение
хочется представить совсем
необычный парковый образец, который
расположен в центральной части
Токио, неподалеку от знаменитого
классического сада Коракуэн. К
сожалению, у меня нет никакой
информации о нем, кроме того, что он
имеет какое-то мемориальное
значение. Данный комплекс состоит из
каменных и бетонных плит и
конструкций, организованных в
строго геометрическом стиле и
дополненных водяными завесами,
заполняющими проемы в стене,
глубоким бассейном и зеленым
прямоугольником стриженых кустов.
Всю аскетичную и даже несколько
мрачноватую композицию обрамляет
буйная зелень растущих вокруг
деревьев, что придает особую
выразительность сдержанной скорби
архитектурного замысла. В данном
случае интересно также обратить
внимание на используемый материал.
Подтеки, пятна и другие следы
времени и непогоды, запечатленные на
сугубо прозаических элементах
массового строительства, тоже имеют
определенный смысл и подтекст,
причем несколько выходящий за
пределы привычных эстетических
критериев. Ясно одно, это пример
чисто японского современного
дизайнерского мышления,
стремящегося к совершенно новым,
нетрадиционным образным решениям в
сочетании с акцентированием их
символической значимости. Можно
сказать, что рассмотренные образцы
японского садового искусства и
дизайна определяют ведущие
тенденции, свойственные ему в
настоящее время. Виды сада - частный,
выставочный, общественный - и его
формы, крайними выражениями которых
являются "сухой" и пейзажный сады,
диктуют авторам определенные
условия. Но жизнь показывает, что для
подлинных художников практически
нет серьезных ограничений,
поскольку логически точная,
философски продуманная и поэтически
осмысленная система традиционного
японского садового искусства
остается подвижной и легко
адаптирующейся к меняющимся
условиям. В этой творческой
открытости и демократичности
заключается ее огромная ценность не
только для Японии, но и для всего
современного мира.
|
|
